Усиление борьбы с незаконным оборотом наркотиков в России обернулось десятилетием боли для страдающих онкологическими недугами. Жёсткие и порой бессмысленные инструкции, регулирующие отпуск обезболивающего, обрекают людей на мучения, а врачей, пытающихся им помочь, ставят вне закона.

К сожалению, голос раковых больных и врачей, ратующих за облегчение их страданий, до сих пор не услышан, констатировали участники «круглого стола», состоявшегося недавно в «Парламентской газете».

 Пятнадцать лет без права передышки

С конца 90-х годов медицинское сообщество тщетно старается привлечь внимание властей к неадекватной ситуации с выпиской обезболивающего для тяжелобольных, рассказал на встрече главный онколог Москвы, доктор медицинских наук, профессор Анатолий Махсон.

Почти у двух процентов россиян сегодня диагностирован рак, а смертность от онкологических недугов в нашей стране прочно занимает второе место после сердечно-сосудистых заболеваний. Ежегодно злокачественные новообразования выявляются почти у полумиллиона человек. Около двухсот тысяч граждан составляют четвёртую клиническую группу – раковых больных последней стадии, вылечить которых современными методами невозможно. В среднем такие пациенты живут не меньше полугода, и медицина во всём мире ставит перед собой задачу обеспечить им достойное существование в последние дни.

Право пациентов на паллиативную помощь и облегчение боли включено и в Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», принятый в минувшем году. Однако на практике отпуск сильных наркосодержащих обезболивающих настолько «заорганизован», что врачи во исполнение клятвы Гиппократа вынуждены идти на нарушения многочисленных и пространных инструкций, выпущенных Минздравсоцразвития России в качестве подзаконных актов.

«Начав борьбу с наркотиками, мы совершенно забыли про медицинские показания, – считает Анатолий Махсон. – Главный принцип обезболивающей терапии – давать препараты, не дожидаясь прорывов боли, потому что, когда она возобновилась, её трудно снять. А все нормативные документы говорят: чтобы вколоть обезболивающее наркотического плана, в палату должен прийти врач, записать, что у пациента есть боль, и только тогда вызвать медсестру, которая при нём обязана открыть ампулу, набрать шприц, сделать укол и расписаться за него. Потом доктор заверяет своей подписью, что она всю процедуру провела при нём и расписалась. Вот уже нарушение медицинских подходов. У человека метастазы в кости, болевой синдром, который никуда сам собой не денется, – болеть будет обязательно. Но врач вынужден либо врать, заранее делая пометки о наличии боли и превентивно давая лекарство, либо дожидаться, когда подопечному станет плохо».

Европейский тур для притупления боли

Система использования наркотических анальгетиков настолько усложнена, что по сравнению с развитыми странами у нас их применяют в 120 раз меньше. Например, в регламенте сказано, что в больнице не должно быть больше месячного запаса обезболивающих, а сколько реально понадобится, рассчитать трудно. Лекарства выписывают по мере необходимости, но потом оказывается, что в них нуждаются всё новые пациенты. «Тогда сестра пишет докладную, подписывает её у замглавного врача, я ставлю визу: «Изменить количество запаса». Затем мы его уменьшаем, потому что угадать точную потребность невозможно, – поделился личным опытом Анатолий Махсон. – И всё это происходит из-за опасений, что медицинские наркотики начнут воровать и торговать ими. Я спрашивал у специалистов Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, много ли наркоманов снабжается зельем из медучреждений? Ответа не получил. Поскольку такие случаи единичны: для наркоманов это слишком дорого и неэффективно. Им нужна большая доза. Из наших малочисленных ампул или из обезболивающих пластырей, популярных во всём мире и действующих до трёх дней, её не вытянешь. Но нам приходится отказываться от применения этих современных средств: отчётность за пластыри поштучная – использованные больными надо сдавать. А они нередко отклеиваются и теряются, что для медперсонала чревато подсудным делом».

Подобную ситуацию врачи сравнивают с «марганцовочным» кризисом. Нет больше в больницах официальных поставок по­пулярного антисептика, признанного прекурсором для производства наркотиков. Приходится закупать фиолетовые кристаллы для целебных нужд в частном порядке. Зачем медиков толкают на махинации? И что это за борьба с наркоманией, в результате которой больные остаются без лекарств?

К слову, самые состоятельные из них ищут спасения от боли в Европе. Местные доктора не связаны инструкциями по рукам и ногам, не обязаны выписывать обезболивающее онкопациентам строго по месту жительства и в мизерном количестве, как у нас. Вот и летят россияне, к примеру, в Германию, где им подтверждают диагноз, дают рецепт на столь необходимые пластыри и специальные таблетки, медленно высвобождающие обезболивающее вещество, а также справку для пересечения с ними границ родного государства.

Больные раком дети, за облегчение короткой жизни которых родители готовы выложить последние деньги, подчас лишены даже заграничной помощи. Их удел – коротать век в реанимации с дозаторами, куда через катетеры капают порции препарата в определённое время. По-другому малышам лекарство не ввести. А покидая отделение больницы с аппаратом для обезболивания, они по нынешнему законодательству приравниваются чуть ли не к распространителям наркотиков.

За бронированным стеклом

Высочайшие требования современная правовая база предъявляет к местам хранения наркосодержащих препаратов. Например, в московской городской онкологической больнице №62 для данных целей ещё десять лет назад установлены мощные сейфы весом 250 килограммов. Но Минздравсоцразвития показалось, что таких мер недостаточно.

«Вдруг вышел приказ, что мы обязаны заменить свои шкафы на сертифицированные, – сообщил за «круглым столом» заместитель главного врача клиники Дмитрий Осташевский, отвечающий за учёт и списание обезболивающего. – Это значит, больнице придётся потратить порядка миллиона рублей на 15 новых сейфов. Хотя всё их отличие от прежних заключается в прилагаемой бумажке. Сейчас ещё готовится закон, по которому в комнате, где хранятся наркотики, должно быть бронированное стекло. Теперь по всей стране будем их ставить. Спрашивается: кому это выгодно? Я уже не говорю о том, что нас без конца проверяют. За нами следит отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, контролируют то городская, то окружная комиссия. 38 ревизий было за прошлый год. А столько бессмысленной писанины! Врач сидит и строчит отчёты вместо того, чтобы посмотреть больного, поговорить. На главное времени не остаётся».

Нужен закон о паллиативной помощи

Десять лет продолжается переписка руководителя Центра паллиативной помощи онкологическим больным ФГУ «МНИОИ имени П.А. Герцена» Гузели Абузаровой и её коллег с Минздравсоцразвития о необходимости навести порядок в инструкциях по использованию обезболивающего.

«В результате всех наших запросов ещё Михаилом Зурабовым был подписан приказ №237 о создании рабочих групп по подготовке проектов нормативных правовых актов, методических документов по вопросам оказания адекватной противоболевой терапии населению Российской Федерации, – отметила она. – С 2007 года мы один раз собирались, совещались, на этом всё закончилось. Но сейчас в министерстве создается ещё одна рабочая группа с участием онкологов, неврологов, главных врачей, специалистов хосписов. Нужно упрощать законодательство и не вынуждать людей идти на уловки, чтобы избавиться от чрезмерного административного давления».

«Есть наркотики, которые представляют интерес для определённого круга лиц, и есть наркосодержащие лекарственные обезболивающие препараты. Это должны быть две разные темы, их нужно развести, – подвела итог дискуссии в «Парламентской газете» первый заместитель председателя Комитета Совета Федерации по социальной политике Лариса Пономарёва. – И развести их нужно, насколько я понимаю, ещё и в глазах обывателя. Потому что весь этот вал министерских приказов, уточнений и всего прочего нацелен в том числе на то, чтобы успокоить общественность: медицинские наркотики не попадут в нелегальный оборот. В этой связи нам, вероятно, не обойтись без отдельного закона о паллиативной помощи».

«В обязательном порядке мы даём разрешения представителям объектов, которые находятся у нас на оперативном обслуживании, разрешения на работу с наркотическими и психотропными лекарствами. Проводим их проверку и далее даём добро.

Не вижу ничего сложного в процедуре учёта и утилизации препаратов в медучреждениях. Это практика, которая складывалась годами, вполне устоявшаяся. И основная наша задача – таким комплексом профилактических шагов отрезать пути перехода наркотических лекарственных препаратов из легального оборота в незаконный. Поговорите с ребятами, которые работают на скорых, и узнаете, сколько раз за смену к ним поступают вызовы от наркоманов, жаждущих снять ломку. Такие вещи тоже имеют место. А спрос рождает предложение. Поэтому и нужны столь жёсткие превентивные меры.

Кроме того, мы совместно с прокуратурой регулярно проводим проверки аптечных пунктов, где осуществляется безрецептурный отпуск лекарств, подлежащих обязательному учёту и использующихся наркозависимыми лицами для употребления не по назначению врача. По результатам таких ревизий для пресечения «аптечной наркомании» мы готовим материалы, направляем их в прокуратуру, а она через суд лишает подобных лже-предпринимателей лицензий на определённые виды деятельности. Мы уже предложили на антинаркотической комиссии ограничить время работы аптечных киосков. Есть дежурные аптеки, которые могут предоставить полный спектр необходимых лекарств и консультацию. А аптечные пункты, кроме «супового набора» из кодеиносодержащих препаратов, ничего предоставить не в состоянии. Наша инициатива сейчас рассматривается. Может быть, последуют и практические решения».